Первопроходец

«Нужно посвятить себя чему-нибудь великому»

Год назад Дмитрий Лаврентьев покинул Филиппины и приехал в Россию на лечение. Казалось, через пару месяцев вернётся к жене Мэри, беременной вторым ребёнком, и всё пойдёт по-прежнему. Однако пандемия сильно скорректировала планы молодого человека. Болезнь затянулась, границы закрылись, а дочь появилась на свет без присутствия отца. Но Дмитрий не перестаёт благодарить Бога за разлуку и за испытания. Ведь за это время случилось главное – в России он стал священником.

Я родился в Великом Новгороде. Отец – художник, мама – преподаватель истории, потом работала во Дворце культуры. Её ближний круг составляли творческие люди нашего города.

Часто я бывал за кулисами, посещал всевозможные мероприятия, занимался в разных кружках. И нигде не доучивался. Мы жили в самом неблагополучном районе, его можно назвать криминальным пригородом. Постоянно под окнами кого-нибудь убивали, затаскивали в машины, что-то делили и не могли поделить. Выход на улицу каждый раз становился проверкой на прочность.

При этом я учился в лучшей гимназии города, где с младших классов проходили три иностранных языка и углублённо изучали историю и литературу, – спасибо маме. Всё время балансировал между парнем из трущоб и мальчиком из гимназии. И там и сям не был своим, но это казалось интересным.

Верой и Богом в те годы особо никто не интересовался, хотя меня крестили в младенчестве. В какой-то момент из семьи ушёл отец. Я этого не помню, но хорошо запечатлелось в памяти, как мама на этой почве ударилась в религию. Мне было лет одиннадцать. Она стала тянуть меня за собой в церковь каждое утро. Приходилось читать непонятные слова, просыпаться чуть свет и без завтрака куда-то долго ехать, потом ещё стоять, стоять… Я этого не любил.

Учился просто отвратительно. После девятого класса меня выгнали из школы, потому что много хулиганил, постоянно участвовал в передрягах и не вылезал из кабинета завуча. И в какой-то момент она сказала: «Мы закроем аттестат троечками, но при условии, что вы уходите из школы».

Я тогда взял и наугад поступил в техникум геодезии и картографии в Питере. Потом, правда, за меня ходил просить весь класс. И в конце списка зачисленных в десятый класс моё имя всё же вписали ручкой, но я не пошёл. Меня уже влекло новое и неизвестное.

И я переехал в питерскую общагу и с 14 лет жил один. Жизнь приходилось познавать самому, на ощупь, а это иногда весьма болезненно. Знакомился с городом, много бродил один. В Петербурге ночью постоянно случается какое-нибудь приключение, здесь ты обязательно попадаешь в сказку. Заводились новые знакомства со случайными, чудаковатыми, но интересными людьми.

Из техникума меня отчислили на четвёртом курсе, за две недели до госэкзаменов, поскольку не сдал курсовую. Я уехал в экспедицию замерщиком 2-го разряда. Геодезист, но без диплома.

Замерщик всегда идёт первым – по лесу, по полю, по оврагам. Природа перед ним ещё нетронутая. Он прокладывает путь, а следом идут бригады, прорубают просеки, роют котлованы, строят дороги.

Было интересно! Ты чувствуешь себя первопроходцем. Заезжаешь в деревню, просишь у районной администрации какой-нибудь заброшенный дом. Утром просыпаешься в крошечной спаленке, завтракаешь тушёнкой. Одним словом, романтика. Мне до сих пор нравятся сельмаги, в которых почти нечего купить. Но именно из-за отсутствия выбора там приятнее покупать, чем в супермаркетах. Помню, в сельских «мини-маркетах» нас постоянно обсчитывали – на пять-семь рублей. Иногда продавцы обсчитывали себе в плюс, иногда в минус, но сдачу всегда давали неточно. Почему – ума не приложу.

Скучаю по тем временам. Едешь в «буханке» – за окном поля и тишина. Ночью костёр разжигаешь, чтобы не замёрзнуть, а вокруг кабаны хрюкают. Тёмный глухой лес за спиной.

Потом всё-таки восстановился в техникуме и доучился уже без проблем. Затем с дипломом выпускника Горного института (наш техникум как раз вошёл в его состав) я отправился в армию. Служил год в Пскове, даже подумывал о контрактной службе. Органичный распорядок дня, спорт, питание… Дневные стрельбы, ночные учения. Прыгали с парашютом, много бегали. Всё чётко: ставится задача – от тебя требуется результат.

Потом я ещё долгое время держал в голове карьеру военного как запасный вариант. Понятно, что генералом не стал бы, но это настоящая работа, с нормальной зарплатой, возможностью саморазвития – и физического, и духовного.

После армии думал вернуться в аэрогеодезию. В то время у меня вообще в голове стал выстраиваться план, я начал ставить себе цели. После демобилизации поехал в Питер к друзьям – немножко покутить. Илья, бывший однокурсник, познакомил меня с прорабом крупной фирмы. Наутро назначили собеседование, им требовался геодезист. В ту ночь я не спал ни секунды. Приехал полусонный, заторможенный, вёл себя спокойно, без заискивания перед работодателем. И меня взяли. Вот так я снова обосновался в Питере.

Съездишь на объект с 12.00 до 14.00, потом отдыхаешь целый день. И так неделя за неделей. В выходные выбирались в Финляндию. Мне тогда исполнился 21 год. В отделе рядом со мной сидел 35-летний Матвей, чуть дальше – сорокалетний Андрюха, наш руководитель. В углу – Леонид Яковлевич, ему было под шестьдесят. Разговоры лишь о том, что кто-то поменял машину, а кто-то взял ипотеку. А ты слушаешь и думаешь: вот так и я буду пересаживаться из-за одного стола за другой, менять машины, телефоны, квадратные метры. И это всё, что меня ждёт?

Я был очень голоден до жизненного опыта. Параллельно занимался единоборствами, боевым самбо, боксировал. По ночам таксовал, общался с людьми. Параллельно стал по-новому открывать для себя православие. Богослужение, вероучение, чтение трудов святых отцов – всё это теперь влекло меня. Скучал по армейской дисциплине и развитию, возможному лишь в коллективе людей, объединённых одной целью. И тогда я решил что-то менять в своей жизни.

Думал податься с экспедицией в Антарктиду. С моей профессией и армейским опытом это казалось возможным – у меня есть права водителя БТР, могу управлять трактором. Было интересно испытать себя, пройти опасным путём через пролив Дрейка. Пожить в относительном одиночестве два года на краю света. Скажу честно: до сих пор есть такая мечта, чтобы меня где-нибудь закрыли – в деревне, больнице, хоть где. И чтобы вместе со мной остался чемодан с книгами. Больше ничего не надо – ни телефона, ни компьютера. Я живу в одиночестве и познаю мир, себя, Бога…

Когда я серьёзно вознамерился отправиться на Южный полюс, мне повстречался владыка Сергий, сейчас он митрополит Сингапурский и Юго-Восточно-Азиатский. Владыка предложил вместо этого поступить в семинарию. Я воспринял это как новый путь, который доселе был закрыт. Тогда я уже искал духовной жизни. Пытался ответить на вопросы: зачем человек, зачем человечество? Для чего эти комфортные условия, если всё заканчивается смертью?

По благословению владыки поступил в духовную семинарию в Петербурге. Наверное, это самые счастливые дни моей жизни. Там царил дух платоновской академии, когда людьми движет желание истины и возникает ощущение пребывания в истине. Нам преподавали лучшие люди, которые делают сегодня богословскую науку. И делают по-христиански скромно, без патетики. Прекрасное время!

Поскольку я поступал по рекомендации владыки Сергия, после учёбы меня направили в его распоряжение в Москву. Владыку к тому времени назначили управляющим приходами в Юго-Восточной и Восточной Азии. Когда я приехал к нему, он сказал, что возникли некоторые сложности на Филиппинах, ему предстоит наладить регулярное окормление православных и обустроить церковную инфраструктуру на островах. Владыка предложил мне стать секретарём – по сути таким же геодезистом-первопроходцем. Нужно посещать города, где совсем нет русских, арендовать помещения для храма, заниматься бытом и бумажной работой.

Наши приходы на Филиппинах в основном располагаются в деревнях – в горах или джунглях. Нужно было продумать в том числе практическую сторону вопроса – как священнику туда добираться? Вдобавок мы реализовывали разные социальные проекты. Например, наше сестричество до сих пор кормит много голодных детишек. Я выезжал в дебри, заводил контакты, искал подходы к местному населению. Без него там не справиться. В Софрине заказывали иконы, утварь; местные плотники мастерили иконостас, готовили хоры.

Филиппины – это семь тысяч островов. Когда я туда приехал, в стране было всего 14 православных приходов. Сегодня их уже 32 и около 1500 прихожан.

Когда всё пошло на лад, приехал батюшка по благословению владыки – заниматься настоящей миссией. И мне стало скучно. Моя задача, казалось бы, уже выполнена. Хотя я продолжал оплачивать счета, следить, чтобы платились налоги, вести какие-то переговоры и изредка встречать гостей. Но в целом стал «буксовать» и тосковать. Впрочем, случались и светлые моменты.

В спортзале познакомился с будущей женой, Мэри Кларо. Я занимался боксом, а она – джиу-джитсу. Она подписалась на мою страничку в соцсети, затем мы встретились, и как-то закрутилось. Её покрестили, а потом мы венчались.

За короткий период вместе нам уже многое довелось пережить. Как-то раз я стоял на парковке у супермаркета, единственного в тех краях, где есть колбаса. А жена должна была подъехать на такси. Думаю – что-то машина стала барахлить. А меня до этого два раза дурили с машиной. Движок, что ли, трясётся? И вдруг смотрю – все машины на парковке шатаются, стенд с вывеской магазина ходуном ходит. Звоню жене: «Это что, землетрясение?» Она кричит: «Да, я еду обратно!» Тогда я тоже поспешил домой.

А живём мы на берегу, в бедном районе. Магазинчики с чипсами, дешёвые фонарики, все ходят в шортах, сланцах и майках. Бамбуковые домишки, узкая улочка, забитая людьми. Еду туда, вижу – мои тоже стоят на улице, тёщенька любимая и жена с сыном Борей. Все что-то громко обсуждают. И вдруг со стороны берега бежит народ, все орут: «Цунами, цунами!» Жена в панике. Запрыгнули в машину. Я сдаю назад, нам стучат в окна, хотят залезть внутрь, а уже некуда. Кое-как вырулил на дорогу. В такие минуты все правила перестают работать – стихия толпы.

Я старался действовать быстро и чётко. Слава богу, заехали на гору. Вскоре вся вершина была облеплена машинами и бегущими людьми, все спасались от большой волны. Но цунами так и не случилось. Однако такие происшествия очень отрезвляют и заставляют особенно ценить друг друга.

Сначала у нас родился сын Борис. Я его очень люблю. Когда уезжал в Россию, ему не было и года, а теперь сыну уже два. Потом на свет появилась дочка Анна-Аврора. Анна, потому что моя любимая святая – Анна Новгородская, а Аврора – потому что так зовут тёщу и знаменитый крейсер. Дочку не видел ещё ни разу. Но забочусь, чтобы у неё были медицинская страховка, смеси, подгузники…

В какой-то момент на Филиппинах мне всё надоело. Казалось, что я всеми забыт и заброшен, сижу тут уже третий год. Я привык к Петербургу, а у нас здесь даже тротуаров нет. Встал выбор: двигаться дальше или отойти в сторону? И я решил, что дальше решу всё сам. Но ничего не вышло. Пытался организовать поставки фруктов в Россию, в итоге оказался в полном тупике и безысходности. Потом у нас с женой нашли редкую тропическую бактерию. Сказали, что с таким заболеванием выживает только 50 процентов инфицированных.

Я слёг и серьёзно задумался о том, что скоро могу умереть. Мучила мысль, что наказание пришло по грехам моим. Помню, тогда пошёл в домовую церковь, которую мы когда-то обустраивали, упал на колени и стал плакать, просить Бога спасти жену. Говорил, что она не виновата. Тогда отец Корнилий принял у меня, что называется, «генеральную исповедь».

Вечером позвонил инфекционистам в Россию, они ответили, что это всё ерунда, бактерия не опасная. Но осознание конечности жизни осталось со мной до сих пор. И я понял, что посвятить себя банановым чипсам мне бы не хотелось, пусть даже это принесло бы сытую жизнь и возможность дать хорошее образование моим детям.

В те же дни мне позвонил владыка Сергий и поинтересовался, как я живу. Я всё честно рассказал. В ответ услышал: «Давай приезжай. Полечишься здесь. Бери своих и прилетай в Москву». Владыка оплатил билеты и даже в ситуации пандемии смог договориться через МИД, чтобы Мэри с Борей прилетели в Россию. Их должны были отправить в Москву эвакуационным рейсом. Но в итоге жене доктор не разрешил лететь, ведь она находилась на последнем месяце беременности. Борю решили оставить с ними, там полон дом помощников. Ну а я отправился в Россию.

Владыка меня встретил и отправил в больницу Святителя Алексия. За пару месяцев я подлечился, но осознание собственной хрупкости и смертности меня не покидало. Понял, что жить для себя – не вариант, а тупик. Важно посвятить себя чему-нибудь бесконечно великому, сделать на этом пути хотя бы шаг, чтобы вырасти над собой. Но это всего лишь слова, а на практике нужен человек, за которым хотелось бы следовать. Тот, кто преуспел на бесконечном пути к идеалу.

Я чётко осознал, что это владыка Сергий. Во-первых, он просто-напросто меня спас, во-вторых, это человек, который творит историю, а миссия в Юго-Восточной Азии – это самая настоящая живая история. Не существовало православной филиппинской епархии, а сейчас она есть. Не было собора в Сингапуре, но скоро построят. Я решил – как он скажет, так и будет. И я пошёл к владыке, спросил, что мне делать.

Был готов к любому решению. Если бы митрополит Сергий сказал, что мне нужно перевозить семью и стать охранником в храме, я бы с радостью согласился. А он подумал и сказал: тебе нужно рукополагаться. Так я стал диаконом, а через некоторое время – священником.

Служение у престола – это, конечно, невыразимое чувство. Какое чудо и какая не поддающаяся человеческому пониманию щедрость Бога, позволяющего нам служить Ему!

Теперь я клирик храма Успения Пресвятой Богородицы в Сингапуре. Но пока застрял в Москве. Не могу ни улететь в Сингапур, ни вернуться на Филиппины. Семью не видел уже больше года.

Но знаете, я не перестаю восхищаться женой. Тем, как она ведёт себя в это время, непростое для нашей ещё молодой семьи. Любовь обычно начинается с примитивных вещей, животных чувств, а потом постепенно раскрывается, наполняется глубиной и смыслом. Сейчас жду разрешения на въезд в Сингапур, чтобы быть полезным там. А пока созваниваемся по видеосвязи и не унываем. У Бога всё вовремя.